Тема, странным образом не теряющая актуальности, хотя вроде бы «усё давно ясно».
Однако ж, значит, не ясно. Осталась какая-то непроговорённость.
Вот и мне захотелось — не то чтобы высказаться, но систематизировать свои представления. «Чтоб в одном месте обо всём».
Сначала о принципах. Что такое вообще интеллектуал, как «человеческий тип»?
Вообще говоря, человека лучше всего видно по тому, что человек может — такого, чего не могут другие.
Под словом «может» следует понимать две вещи. Во-первых, умение, физическую возможность нечто сделать. И, во-вторых (что частенько не принимают во внимание) — личное эмоциональное отношение к этому.
То есть. Человек, вообще говоря, может много чего. Зайца если бить — он спички зажигать научится, а медведю если лапы поджаривать — так и ходить на задних лапах. Но медведь предпочитает не ходить на задних лапах. Если может — встанет на четвереньки. Ему так удобнее, приятнее. На задних лапах выплясывать его специальным способом заставляют. А так — четвереньки.
То же самое относится к людям. Важно не только то, что они делают, а то, как они к этому относятся. Именно это последнее создаёт уже не «профессию» (которой можно заниматься со скукой и отвращением), а социальную группу. Которая может быть описана через совокупность социальных практик, заданных, в свою очередь, через навыки (раз) и симпатии-антипатии по отношению к этим навыкам (два).
Ну например. Уголовник может зарезать кого-нибудь — и потом забыть, что зарезал. Ну, в смысле, совсем забыть. Неуголовник тоже может кого-нибудь убить, даже и намеренно. Но потом будет «переживать», «ночами не спать». А уголовник, настоящий — тот так: пришил — забыл. Не в том смысле, что вытеснил из памяти (этого нет), а в том, что это «не виснет», не является предметом каких-то переживаний. «А чё такого». С другой стороны, тот же уголовник умеет быстро впадать в ярость, накручиваться. Это определённая техника, психофизиология — чух-чух-чух, сопли веером, адреналин скачет, «у-рррою». Опять же, это такое умение, этому можно научиться. Но этому будешь учиться, если изначально получаешь удовольствие от адреналинчика. Иначе «дело не пойдёт».
Это, конечно, не дефиниции. Но это, что называется, симптомчики. Определяющие «тип человека».
Теперь вопрос. Что определяет «интеллектуала»?
Буду банален. Это человек, который «живёт в культуре». Воспроизводит её и сам творит. Проявляется это во всяких «культурных практиках». Например, интеллектуал зачастую «пишет книжки» — или хотя бы с удовольствием их читает. Подчёркиваю: читает — то есть понимает, что написано, — и именно что с удовольствием, не по обязаловке, а по кайфу. Не то чтобы непременно «своими написанные» (диалоги Платона, например, чьи?) — но входящими, что называется, в корпус классических для данной культуры тектсов. «Он этим питается», ага-ага.
Если мы говорим об интеллектуале «национальном», то культура, в которой он живёт — это своя, родная культура. Чешский интеллектуал знает свою историю хотя бы «от Жижки до Гавела», всю её любит и ею гордится. Очень важная деталь: национальный интеллектуал любит не только культуру, но и народ, её создавший и поддерживающий. Чешский интеллектуал любит чехов, как они есть, со всеми их прелестями и непрелестями. То есть национализм — обязательная, непременная черта интеллектуализма. Как правило, это умеренный национализм, но это он самый.
Итак, «национальный интеллектуал»
1) воспроизводит и творит национальную культуру;
2) любит это дело;
3) а также любит народ, который эту культуру создал, считает себя его частью и т.п.
Теперь — что такое «русский интеллектуал»?
О дореволюционном образованном классе я говорить не буду. Если коротко, он состоял, с одной стороны, из аристократов и бюрократов, считавших себя «просвещёнными иностранцами в дикой стране», и. с другой стороны, из профессиональных врагов государства, то есть из так называемой «интеллигенции». Смыслом существования последней было уничтожение России и передача власти реальным иностранцам и инородцам, которым они и служили (даже не всегда осознавая это). Этих величественных целей она успешно достигла. Подробности см. у Розанова, там всё написано.
Теперь о «совке». Советский образованный класс был устроен очень интересно.
Верхушка его состояла (да и сейчас состоит) из откровенной неруси. Если точнее быть — из людей, которые хорошо разбирались в русской культуре (в том числе материальной), но русских как этническую общность ненавидели и презирали. То есть желали этническим русским жить в говне или сдохнуть в говне, а всю их старую культурку — вещички и книжки — экспроприировать, забрать себе, в том числе для перепродажи тем же русским с тысячепроцентной наценкой. Типа, хочешь послушать песенку на русском языке — слушай «барда»-одессита, да ещё покланяйся ему, покланяйся, за то, что он тебе песенку спел. А уж за книжку, где стихи не в рифму, «метафоры» и слово «Бог» с большой буквы (право писать это слово, да ещё с Б, выдавали эксклюзивно — например, Вознесенский себе это дело выбил, а Евтух — нет) — трижды сделай ку и обоссысь от уважения, быдляк.
Ниже этой верхушки шёл слой казённой советской гуманитарии. Это было препротивоестественное (другого, естественного слова тут я не подберу) сообщество, состоявшее из людей простых, тупорылых, всякий «интеллектуализм» искренне ненавидящих, а любящих сало-картошку, водочку и похабные песни. Ну вот взяли уличного, поставили «на гуманитарку». Даже заставили прочесть всякие книжки — как того медведя учили плясать. Он их и прочёл. Даже Маркса-Энгельса, а то и Гегеля, если сильно били. Ненавидел он всю эту тягомотину очень сильно. От души ненавидел. «А надо, Вася, надо».
То же можно сказать о советских художниках, поэтах, композиторах. Тут, правда, требовалось больше таланта, поэтому тут куда большей была роль «верхней трети». Но всё-таки массовую продукцию делали именно тупорылые.
Зачем таких ставили на эту работу, понятно. От всякой высокой культуры русских нужно было решительно отсечь. Для того, чтобы отсечь их максимально эффективно, заведовать «гуманитарией» надо было посадить людей, искренне всю эту мутоту и хуердень ненавидящих. Умненький русский мальчик хочет Канта читать, а «Кантом» в совке заведует или умный инородец, русских не любящий по дефиниции, или уж валенок, специально привезённый из Краснодрищенска (где умных русских поубивали ещё в гражданку, последних дочистили в двадцатые, а местность заполировали уголовничками). Вывезли специально такого кадра. Который больше всего на свете хочет жрать водовку под картофанчик тёпленький со шкварочками, а у него работа — «марксизм преподавать». А что делать? Жить-то гарно хоцца. Так-то на завод надо иттить, здоровье портить и сдохнуть в говнище лет в сорок пять. А тут такая маза: чистое место, усиленное питание, иногда поездки в соцлагерь, можно и студенточек потрахивать, если правильно поставить учебный процесс… Это-то он всё любит, охоч до усиленного питания и молоденьких сучек, и за кафедру зубами держится. Но и ненавидит же он и Маркса этого, суку такую, и тем более Канта-Гегеля, и всех этих мудозвонов, философов-хуёсофов, задротов ебучих, мудоту заумную пишущих! И студентишку, зачитывающегося Кантом, такой «профессор» с наслаждением прижбулит за отклонение от учебника. Потому как сам «профессор» только учебник-то и освоил, да и то с трудом… Вот для этого самого их на кафедрах и держали — чтобы те присматривали за русскими и вовремя фильтровали умных, опуская их на социальное дно. И, кстати, лютовали такие краснодрищенские похуже всяких «евреев». Натуральный еврейский профессор, сам не чуждый интеллектуальных радостей, мог иной раз и пожалеть умного русского мальчика, «оставить его жить и читать книжки». Сракодрищенский выходец его топил всегда. Именно потому, что искренне ненавидел всё, что этот мальчик любил. «Платоном балуемся, от генеральной линии отклоняемся? А в Афган не хочешь, чмо?»
Другое дело, что самого этого сракодрищенца и его социальную функцию придумала та самая «верхняя треть». Это была такая специальная технология, ага-ага.
Ниже уровня отсекающей прослойки профессиональных совгумов (нужных, повторяю, именно для того, чтобы «душить прекрасные порывы») билась масса несчастных людей, тянувшихся к «свету», в основном «технические», всякое там инженерьё и прочие лица умственного труда. Совестской власти в целом неприятные, но, к сожалению, нужные. Тогда ещё надобен был кто-то делать машины — а такие люди очень часто начинают интересоваться всякими умными материями как таковыми и вообще думать. В те времена «капитализма» (точнее, того, что здесь и сейчас этим словом называется) для русских ещё не придумали, то есть помешать людям читать умные книжки экономическими методами было нельзя. Поэтому запрещали сами книжки. Соответственно, «интеллектуалом» был тот, кто умел доставать запрещённое. Чем более запретным был текст, тем большим интеллектуалом надо было быть, чтобы им овладеть. Нетрудно догадаться, что на вершине пирамиды сидели самые обычные гебисты, контролирующие самые запретные виды чтива — а также и направляющие процесс потребления менее запретного.
Резюмируя. Верхушка советского интеллектуального класса была воинствующе антинациональна, серёдка — воинствующе антиинтеллектуальна, а низ и хотел бы быть интеллектуальным, да ему не давали пищи духовной.
Вся эта картинка, конечно, крайне уродлива. Но то были цветочки.
Теперь ситуация изменилась — разумеется, к худшему.
Сначала о верхней трети. Она никуда не делась, напротив — насосалась и охолилась. Правда, под интеллектуальный класс она больше не косит. Культурку она частично убила, частично замучила. «Окуджавка» стал неактуален: теперь надо опускать быдло глубоко-преглубоко, на уровень Африки. Поэтому быдлякам уже предлагается «шуфутинский» и «игорь крутой», а то и какой-нибудь нечеловеческий «мафик» (однажды видел на ютубе, это популярная грыжа в кепарике, летящая на крыльях мерзости). Потому как сословие духовных экспроприаторов вступило в прямую смычку с уголовниками. «Блатной шансон» и вообще блатняк как стиль сейчас является единственной дозволенной формой бытования «культурки для русских». Всё русское понимается «через зону», никаких иных форм «культурной репрезентации русскости» сейчас нет, все попытки их создать преследуются и уничтожаются на корню. «Только зона, только срок — добрым молодцам урок».
Дальше едем. Постсоветскую гуманитарию распустили. Миронов в МГУ ещё держит последних советских «философов», доживающих в бреду и миазмах. В других местах и того нет. Потому что описанная выше функция отсечения и утопления талантов стала неактуальной. Не потому, что Платона теперь можно читать. Просто народишко опустили настолько ниже плинтуса, что опасность от читателей Платона стала минимальной. Ибо, чтобы Платона читать и им проникаться, надобен otium, досуг, и чтобы не думать о бабле, жрачке и «где спать» (а также и с кем). А сейчас всё так устроено, что думать можно только об этом. Либо, если всё-таки хочется читать Платона «спокойно и с достоинством», надо соглашаться на полное деклассирование. Полы мыть за деньги, при этом не рассчитывая даже на сочувствие — а точнее, твёрдо зная, что получишь от ближних только лермонтовские «бешеные каменья». Патамучта лузер. «Во лузерина, во уродец, университет закончил, а полы моет». Гыгыгыгыгыгыгыгыгыгыгыгыгыыыыыы.
Некоторые, конечно, сумеют это пережить или этого избежать. Но тут ведь важно количество. Положим, два человека из сотни пойдут мыть полы, один особо умный и вёркий даже устроится так хитро, чтобы и Платона читать, и денежку иметь. А девяноста семь плюнут на Платона и пойдут в офис поганничать за мелкий прайс. «Вот и славненько». «Нетути у русских интеллектуального класса и не будет». «Чисто сработано».
Технической интеллигенции тоже не стало. Так как научно-техническая культура прекратила своё существование в России, ибо Северной Нигерии не нужна никакая техника, кроме завозимой из белых стран. Её и нет. Нет, значит, и людей, ею занимающихся. Тема закрыта.
Разумеется, при переформатировании структуры от неё откололись кое-какие куски. Возник класс «бывших советских интеллигентов», подавшихся кто куда — от политики и пиара до торговли лесом.
Но это именно «бывшие». Новое поколение — это, похоже, абсолютный «мафик».
)(
Источник
