Тексты

Дело не в страхе

Эта статья — нечто вроде полемики с интересным текстом Андрея Мартьянова о нищете русского саспенса и отсутствии в природе отечественного Стивена Кинга. 

Я сказал “нечто вроде”, так как намерен не столько спорить с автором, сколько порассуждать на ту же тему. Потому что тема мне интересна, хотя бы как читателю и почитателю — умеренному, без фанатизма, но всё же почитателю — таланта Кинга и жанра “ужастик”. И, разумеется, я не раз задавался вопросом — что, собственно, привлекает в подобной прозе. И меня, и прочих любителей “Кладбища домашних животных”, “Сияния” и “Зелёной мили”.

Начну с начала. Кинга называют “королём ужасов”. Но вообще-то его книжки не пугают, во всяком случае всерьёз. А если вдруг кого и пугают — это побочный и нежелательный эффект, приводящий к потере читателя. Я пару раз читал в сети высказывания впечатлительных девушек — “ой, прочла тут рассказ Кинга, так страшно стало, никогда больше в руки не возьму такую гадость и вам не советую!” 

И это естественная реакция. Люди не любят бояться, это неприятное чувство. Люди любят совсем другие эмоции. Например, любопытство — интересно же почитать, как герои книжки выпутываются из какой-то сложной ситуации. Сопереживание — хочется прочесть, как симпатичный лично тебе герой побеждает врагов. Негодование — когда нам показывают какого-то отвратительного гада. Наконец, чувство справедливости — когда отвратительный гад наказан, и поделом! Собственно, вся литература — она про это. Кинг здесь ничем не отличается от любого другого писателя. Кроме, может быть, приёмов, которые он использует, чтобы вызвать в людях любопытство, сострадание, ну и порадовать их торжеством справедливости. Каковые приёмы мы и называем “ужасами”.


Теперь об ужасе.

Давайте сравним любой текст Кинга (или другого “мастера ужасов”) с маленькой повестью Толстого “Смерть Ивана Ильича”. То, что написано на семидесяти страницах у Толстого, ужасно — в самом прямом смысле слова. Однако назвать этот текст “страшилкой” или “ужастиком” невозможно. И не потому, что Толстой великий писатель и его тексты нельзя называть столь вульгарным словом. А потому, что смерть от рака — событие понятное и даже заурядное, причём его заурядность является ещё одним поводом ужаснуться. Рак может случиться с каждым, в любой момент. Наш мир так устроен, мы все это знаем. Просто стараемся об этом не думать. “Реализм” как художественный приём основан именно на этом — “вы стараетесь не думать о некоторых вещах, а вот мы сейчас вас ткнём в них носом”. Поэтому мастера данного жанра пишут, как правило, о неприятных сторонах реальности. Если же быть совсем точным, реализм (особенно русский) — это особая разновидность так называемой “чернухи”. О которой было бы интересно поговорить отдельно, но не здесь и не сейчас. Потому что к жанру “ужасов” она имеет косвенное отношение, а мы в этой статье занимаемся именно “ужасами”. 

Так вот. У Кинга, как и у всех “мастеров ужаса”, страшные и отвратительные события, с которыми сталкиваются герои — это события НЕВОЗМОЖНЫЕ. Разумеется, невозможные в рамках определённой модели мира. Которую читатели знают и разделяют — и когда она на наших глазах трещит и шатается, это вызывает ту жгучую смесь страха, любопытства, негодования, сопереживания, которую мы все так любим.

Продемонстрируем это на примере. Представим себе, что мы читаем фэнтези про мир чёрных магов, которые высасывают жизненную силу из своих жертв. Допустим, книжка хорошая. Вы читаете её с удовольствием. Но никакого особенного ужаса вы при этом не испытываете. Почему? Потому что в этом условном мире магия и жертвоприношения — вещь обыкновенная, ведь это же фэнтези, чего вы ещё ждали? Ну а теперь представьте себе, что действие происходит в хорошей американской школе, где преподаватель математики — чёрный маг, высасывающий жизненную силу из учеников (каким-нибудь нехорошим способом). Опять же — допустим, что книжка написана хорошо. Но это будет именно что “ужастик”. Потому что в хорошей американской школе учитель не может высасывать жизнь из учеников. Это противоречит базовой картине мира, которая есть в голове у читателя. Причём не только американского, но и любого современного читателя вообще.

Картина мира современного образованного человека американоцентрична. Это касается абсолютно всех, включая ненавистников Америки. Однако на подсознанке все понимают, что Америка — не просто центр мира (а она именно таковым и является, по крайней мере со второй половины XX века), но и образец нормы. Причём образец нам знакомый и известный. Мы знаем, как живут в Америке — хотя бы по голливудской продукции, по книгам, по потоку новостей. Так называемые “мировые новости” на три четверти — новости американские, в том числе провинциальные. Мы понятия не имеем, что делается в какой-нибудь Мавритании, да и не хотим знать. А вот про происшествие в американской глубинке будут трубить все мировые СМИ, потому что они, по сути — американские СМИ. Повторимся: это чувствуют даже те, кто Америку терпеть не может.

Ничего нового и странного в этом нет. Точно так же в XIX веке люди по всему миру понимали, что нормальная человеческая жизнь — это Париж и Лондон. Потому что страны-гегемоны на то и гегемоны, что являют собой образы нормы, а всё остальное — как отклонения от этой самой нормы. Эти отклонения могут восприниматься и позитивно — как проявления “самобытности”, а норма — как образчик пошлости, среднего вкуса, вульгарности и т. п. Кстати, американская культура и в самом деле очень “средняя”. Это связано с национальным и расовым разнообразием страны. В эпоху блистающего Парижа французская культура всё-таки оставалась французской. Американская культура создавалась так, чтобы удовлетворять вкусы всех основных групп населения Америки, а это очень разные люди. В результате получилось нечто легкоусвояемое, зато общечеловеческое. Кока-кола, гамбургер и голливудский фильм стали мировым стандартом потребления. Там же, где американцы пытались делать что-то своё и для себя, оно так и оставалось “местной причудой”. Как, например, бейсбол. Бейсболка — одежда всемирная, а игра — чисто американская, никому за пределами США не интересная. 

Но мы опять отвлеклись. Итак, знакомая нам по книжкам, фильмам и товарам американская жизнь — это для нас норма. Происходящее за пределами Америки — нет. Причём отличия могут быть и в хорошую сторону. В Швеции или Арабских Эмиратах люди живут покомфортнее, чем в США. Но всё равно это не норма, а отклонение. А в большинстве случаев речь идёт об отклонениях в плохую сторону. В сторону отсталости, дикости, нищеты и так далее. А главное — в сторону хаоса. В неамериканизированной стране всегда может случиться чёрт знает что. И это не вызовет ни удивления, ни интереса. 


Чтобы это продемонстрировать, продолжим наш мысленный эксперимент. Допустим, мы читаем книжку про школу, где преподаватель математики — чёрный маг, высасывающий жизненную силу из учеников. Вот только действие происходит в Нигерии. И если это заявлено сразу, то никакого особенного ужаса читатель не почувствует. Потому что эти нигерийцы до сих пор верят в колдовство, ну что с них взять… а может, там, у этих дикарей в пиджаках, и в самом деле сохранилась какая-нибудь магия, ну там гипноз какой-то, да мало ли что! Это же страна не нормальная, а какая-то фигня на периферии мира. А там всё бывает. 

Кстати, о России. Роман ужасов на российском материале невозможен именно потому, что мы сами не считаем эту страну и нашу жизнь в ней нормальной. Этим можно гордиться или этого можно стыдиться, но общее чувство именно таково. Мы живём не так, как в Америке, мы живём не так, как сами хотим, мы живём в непонятном и страшном месте. Поэтому ежели кто напишет роман о том, как полицейские нападают на улицах на людей и пьют из них кровь, это будет воспринято не как ужастик, а как социальная сатира. Причём довольно банальная. А вот если американский полицейский окажется вампиром, это действительно ужастик. Потому что это событие НЕВОЗМОЖНОЕ. Американский полицейский не может пить кровь. Хотя может пристрелить подростка при задержании.

Тут внимание! Нормальный американский мир — который мы все знаем, понимаем и где-то даже любим — отнюдь не является раем земным. Это норма, но не идеал. У него есть свои тёмные стороны. Мы их тоже знаем, наряду со светлыми. Например, мы знаем, что в американском суде идут реальные судебные процессы и невиновный может добиться справедливости — но бывают и судебные ошибки. Американский полицейский — друг и защитник обывателя, но он и в самом деле может пристрелить подростка, особенно пьяного или под наркотой. Да, наркота там тоже бывает. В школе местные хулиганы могут терроризировать слабого мальчика. А отец — сексуально домогаться дочери, даже и такое может быть! Про неизлечимые болезни, стихийные бедствия, экономические кризисы мы уж и говорить не будем. Там всё это есть, да, и никто этого не скрывает.

Однако все эти малоприятные явления — посюсторонние. Это “изнанка мира”, но это изнанка именно того самого нормального мира, в котором живут американцы. Это совсем не то невозможное, о котором пишут авторы ужастиков. Это, как в известном анекдоте — “ужас, но не ужас-ужас”.


Хорошо, спросите вы, а где начинается ужас-ужас? Отнюдь не с древних колдунов, а с сумасшедших, серийных убийц, маньяков, безумных фанатиков и т.п. Всё это в жизни встречается, хотя и редко. Но для американца тот же маньяк-психопат — это что-то, не принадлежащее обычному порядку дел, пусть даже плохих дел. Как ни страшны глаза гангстера, это всё-таки глаза человека. Плохого, но человека. Сквозь глаза маньяка просвечивает иной мир, “ужас-ужас”, Инферно. 

Где-то рядом с маньяком стоит фигура дикаря. Например, деревенского жителя (для современного американца это дикарь). Далее — адепты странных культов, космические существа, живые мертвецы, демоны. Где-то рядом, но не вместе с ними, стоят агенты правительства и спецслужбисты… А за всеми ними возвышается Зло в чистом виде, то есть сам Сатана. 

Вот тут мы подходим к фирменному кинговскому приёму.

Как устроен плохой ужастик? Просто. Нормальный мир сталкивается напрямую с Инферно. Шла маленькая девочка, пела песенку — тут на неё набросился чёрт с хвостом и рогами и девочку сожрал. Страшно? Не очень. Даже если в книжке подробно описывается, как чёрт ей голову отгрызает. 

У Кинга такие тексты тоже попадаются. Но имя себе он сделал не на них. А на более сложной схеме. Где задействуются все три плана: 1) нормальная жизнь, 2) нормальный человеческий ужас, и только потом 3) ужас-ужас ненормальный. С каковыми ужасами герой взаимодействует поэтапно.

Возьмём одно из самых известных произведений Кинга — “Кладбище домашних животных”. Семейная пара переезжает в маленький городок. Там они сталкиваются с кладбищем индейского племени, где можно похоронить домашнее животное, и оно воскреснет. Далее, любимого семьёй кота сбивает грузовик. Хозяин кота относит его на кладбище и кот возвращается. Однако это уже не тот кот — он становится злым и жестоким, от него мерзко пахнет… Через несколько месяцев грузовик сбивает сына главгероя. Тот не в силах смириться с потерей — и тоже относит его на кладбище. Тот возвращается, но это уже не его сын, а демоническое существо, которое в итоге убивает жену главгероя. Который относит на кладбище и её тоже, рассчитывая, что она вернётся такой, как прежде, потому что умерла вот только что. Возвратившись домой, он раскладывает пасьянс на кухне. Выпадает дама пик. Рейчел кладет руку на плечо Луиса и глухим страшным голосом говорит: “Дорогой”. На этом роман обрывается, потому что “дальше понятно”.

Итак, что произошло? Главный герой сталкивается с обычным человеческим горем — потерей домашнего любимца. Вместо того, чтобы смириться с этим, он связывается с потусторонними силами в надежде вернуть кота. Демонические силы исполняют его желание, но не так, как ему хотелось бы. Потом они же убивают его ребёнка — в романе не прописано это прямо, но намёки жирные — чтобы тот усугубил свою ошибку. Он снова обращается к ним, последствия ужасны. Чтобы их исправить, он снова обращается к ним же… Финал немного предсказуем. 

Теперь — голая схема. Главный герой произведения живёт нормальной человеческой (американской) жизнью. Он сталкивается с её тёмной стороной — но это тёмная сторона является частью нормы. Вместо того, чтобы принять реальность, или хотя бы выкручиваться в рамках принятых правил игры, он пытается нарушить правила — и попадает в лапы страшным чертям. Дальше он или гибнет, или осознаёт свою ошибку и побеждает чертей. С Божьей помощью. 

У схемы есть варианты. Например — герой обращается к чертям, потому что люди, которые должны ему помочь, ленятся или равнодушны. Это повергает его в отчаяние, и — см. выше. Тут вина героя несколько меньше, хотя полностью с него не снимается… Или наоборот — герой попадает к чертям случайно, но ведёт себя как настоящий американец, играет по правилам и перемогает нечисть… Или даже — инфернальная сущность сидит у героя внутри. Например, это какая-нибудь способность. Она может быть волшебной (например, испепелять взглядом) или сопряжённой с волшебством. У Кинга такую роль зачастую выполняет художественный талант. Тема для него лично важная, и понятно почему. Но это всё именно варианты. 


Зная схему, вы можете сами сочинять “кинговские” рассказы. 

Например. Умный мальчик учится в школе, где над ним издеваются местные хулиганы. Защитить его некому — родители и учителя стараются всего этого не замечать, “обычные детские разборки”. Тут мальчик находит под кроватью странную старинную книгу с заклинаниями, читает одно из них и вызывает беса. Который умеет делать мальчика невидимым — но, чтобы им стать, надо кого-то убить. Мальчик без сожалений вонзает нож в ненавистного вожака хулиганов и благополучно скрывается. Новые возможности ударяют ему в голову. Убив всех хулиганов, он принимается за невинных людей, чтобы потом совершать кражи или подглядывать за девочками в раздевалке… Финал ясен. 

Или вот позитивчик. Супермаркет, полный людей, проваливается в Ад (из-за правительственных экспериментов). Среди попавших оказывается один из организаторов эксперимента. Он объясняет, что через десять дней универмаг появится на том же месте, нужно только не открывать окна и двери, куда стучатся демоны, и как-то протянуть эти десять дней. Еда и товары есть, даже электричество откуда-то берётся (из Ада, например). Первые три дня всё в порядке. Но люди угрюмы, раздражены, всё время возникают мелкие стычки. Потом какой-то мужчина дерётся с грузчиком (грузчик — один из двух главгероев). Во время драки грузчик бьёт мужчину головой о стекло, то разбивается — и его жертву утаскивают бесы. Окно в последний момент успевают закрыть стальной шторой, но начало положено. Дальше из-за плохого поведения разных людей демоны пожирают большую часть попавших. Причём все эти конфликты чем дальше, тем менее объяснимы: люди кидаются друг на друга из-за пустяков. Несколько человек прячутся в директорском кабинете без окон и, забаррикадировавшись, ждут, когда их вернёт на Землю. Но и там они начинают ссориться, пока кто-то (женщина-психолог) не догадывается, что это демоны внушают им плохие мысли. Все ложатся на пол, чтобы даже не видеть друг друга, и, трясясь от злости, ждут. И в самый последний момент, когда они уже готовы друг друга поубивать — их всё-таки выносит обратно на свет Божий. После чего они чувствуют прилив любви друг к другу, а женщина-психолог выходит с грузчиком под ручку… Тоже понятно.

Что за всем этим стоит? Как ни странно — религия. Конкретнее — фундаменталистский протестантизм. Который Кинг не то чтобы исповедует, но использует. Согласно этой вере, следует мужественно принимать удары судьбы, продолжать верить в Бога и не поддаваться на искушения тёмных сил. Поддавшийся же — попадает к ним в лапы и гибнет, если не будет спасён Богом. 

О чём Кинг и пишет. Причём пишет убедительно — поскольку сам в это верит. 

Если посмотреть на жанр “ужастика” с этой точки зрения, то становится понятно, почему Гоголь сумел написать “Вия” и “Страшную месть”. Он был глубоко верующим человеком. 

Источник
Литература Культура Философия
Made on
Tilda