счастье как ограниченный ресурс
Давно хотел записать этот пост. Сделаю это сейчас.
Деньги, золото, нефть и прочее подобное ценно не только в силу определенных конвенций, принятых или навязанных обществу, а также объективных свойств хозяйства, как в случае нефти, но и в силу того, что их количество ограничено. Конвенции устроены так, что система понятий, описывающая деньги, например, включает в себя их ограниченность. Например, говоря "денег никогда не бывает слишком много", люди имеют в виду, что потребность в них на практике всегда отстает от ресурсов. Чем больше последних, тем сильнее желание достичь абсолюта, т.е., в случае денег, завладеть ими всеми. По крайней мере, таковы наши представления, еще точнее - их среднее арифметическое по достаточно большой выборке.
Теперь представим, что счастье в самом непосредственном понимании во-первых универсально, что означает, что счастье изголодавшегося человека, поедающего любимое блюдо, или родителей, увидевших ребенка после лета в лагере, или женщины, обнимающей мужчину своей мечты, или убогой православной старушки, допущенной к патриарху - это всегда одно и то же, универсальное и как бы доступное к нарезанию, наливанию в нужных дозах, преданию ему желаемой формы и применению по назначению, счастье, в этом случае делающее именно то, о чем говорит его название: давать людям ощущение себя, т.е. счастья. От этого буквально один шаг до другой, еще более важной, но гораздо менее очевидной мысли. Если представить себе, что счастье в общем-то всегда и во всех своих формах одно и тоже нетрудно, ведь для этого достаточно обратить внимание на состояние человека, ищущего счастья, обретающего его и счастливого, т.е. как бы насытившегося им в данной точке своей кармической траектории до степени, при которой можно ослабить поиски и дать уже достигнутому растечься в сознании и теле, то представить себе, что счастье, привычное и понятное всем, является, так же как деньги, золото, нефть и прочее подобное конечным ресурсом довольно сложно. Главным образом эта сложность вытекает из суеверия, с которым люди думают и говорят о счастьи, как бы боясь его спугнуть или упустить, и в этом безусловно есть свое оправдание и смысл. Мы же, тем не менее, затронем саму природу счастья, рассуждая о нем как бы со стороны и незаинтересовано, что можно считать своебразной игрой ума, который всегда, как мы знаем, играет контрапунктом партию чувствам, в т.ч. и тем, которыми мы познаем счастье.
Итак, счастье ограниченный ресурс! Теперь, как бы вложив все деньги в евро и глядя как вырос курс, соберем проценты, ведь из этого предположения следуют сразу же, как плоды, любопытнейшие вывводы. Во-первых, чем больше людей, тем меньше счастья достается каждому. Этот вывод, порождает новый вопрос: как счастье делится между людьми? Каковы законы его трансформаций, обмена и перетекания от одного человека к другому? Мы сразу же попадаем в темный лес, так как не привыкли думать о счастье в такой логике. Забегая вперед, сразу же отсечем бесплодные варианты ответа. Достаточно задуматься о том, кого мы чаще всего видим счастливыми и кого нет, чтобы понять, что, допустим, американец в среднем счастливее русского, грузин счастливее ирландца и так далее. Стало быть, можно утверждать, что счастьем, по крайней мере в первом приближении, наделяются не отдельные люди, а народы. Вот это транш армянам, это украинцам, это цыганская доля, а это... ну да, русским по остаточному принципу.
Двинемся дальше. Пусть счастье распределяется между народами, мы примем это в качестве достаточно точного для наших целей приближения, и теперь нам захочется понять, по каким именно законами оно распределяется между народами.
Может быть, тут как и с другими конечными ресурсами? Деньгами, например, нефтью, золотом? Нет ли чего-то общего, какого-то свойства любого ограниченного ресурса? Если оно есть действительно, то его легко назвать: это яблоко раздора, за него всегда идет конкуренция. Ограниченный или другими словами конечный ресурс возможно и нужен для того, чтобы вокруг нет вертелись события, иначе бы все народы превратились в финоподобную спящую массу, которую ждало бы стремительное и необратимое вырождение.
Логично было бы предположить, что и за счастье как таковое между народами идет борьба. Право на него завоевывают, теряют и вновь отнимают у соперника в борьбе. Ради него используют все средства, помня что победителей не судят именно потому, что их ждет счастье, а горе побежденным это та ставка, без которой нельзя сесть играть, об этом знают все, и только самые ничтожные народы забывают об этом и, проиграв, пытаются сделать так, чтобы эта чаша их миновала.
Вот, собственно, и рецепт счастья. Осталось отряхнуть его и выписать в чистом виде.
Счастлив только тот человек, который принадлежит народу, имеющему решимость сделать другие народы несчастными ради своего счастья.
Это, кстати, совсем не то же самое, что человек, который готов сделать других несчастными ради своего личного счастья. Это механизм тоже работает до определенной степени, но он не обеспечиват той глубины и надежности, которая получается с рождением в счастливый народ. Это счастье сложнее и ароматнее, его хватает на всю жизнь и оно нигде не меркнет.
Все это, естественно, только догадки и предположения, не противоречащие, однако, никаким здравым наблюдениям. Если бы была возможность проверить их опытом, они, скорее всего, получили бы подтверждение.